Этапы большого советского пути

Один из коллег нашего героя по художественному цеху как-то назвал его «археологом советской эпохи». Результаты своих изысканий Хасанов хранит в мастерской на Большой Красной. Их там так много, что только диву даешься, как из всего этого хаоса художник умудряется создавать отдельные артобъекты и даже целые выставки.

Остаточные явления

– Ильгизар, почему именно советская эпоха?

– Знаешь, когда мне было как тебе, лет тридцать с небольшим, я абсолютно не думал, что буду интересоваться советским временем. Меня с детства манил серебряный век.

Я жил в районе улиц Федосеевская – Касаткина. Там на чердаках старых домов хранились вещи еще дореволюционных времен. Я их находил и тащил к себе домой.

Но так устроен человек - проходит время и все, чем ты жил, и предметы в том числе, становится ценностью для тебя. Три мои последних проекта – выставки «Женское», «Мужское», «Красное» - это все очень субъективные истории, навеянные моим личным опытом, но там есть и объективная составляющая – те самые предметы советского быта. На выставки пришло много народу, значит, эти истории интересны не мне одному, и дело не только в ностальгии.

– Где вы ищете предметы для своих проектов?

– В основном, на блошином рынке. Здесь важно понять, как я ищу. Я же не просто предметы выставляю, при помощи их я пытаюсь создать образ времени. Все три выставки – это истории глазами мальчика, который жил среди женщин. Это лично про меня. Отец умер, когда мне было семь лет, меня воспитывали мама, бабушка и сестра. В этом женском мире было множество предметов, мимо которых, когда я их вижу на блошином рынке, я просто не могу пройти. Они навевают воспоминания, а воспоминания в свою очередь провоцируют на создание инсталляций. Они рождаются с опорой на память.

– Блошиные рынки. Разве их все не позакрывали в Казани?

– Их трудно закрыть. На Тинчурина блошиный рынок, например, остался. Вообще, что такое блошиный рынок? У пьющих людей есть остаточное явление. Блошиный рынок – это остаточное явление материальной культуры.

И заметь, блошиный рынок одного города отличается от блошиного рынка любого другого города. Он демонстрирует уровень и богатство городской культуры.

Пылесос как роскошь

– И в чем же особенность Казани?

– Казань – это очень цивилизованный город. Здесь на блошином рынке я находил предметы, которые не встречал нигде более. Например, у меня есть массажер! (Показывает) Он американский, 1909 года, электрический. Я даже, честно говоря, не сразу угадал его предназначение. С виду это вещь очень похожая на гранату, или микрофон. Смотри, какой красавец! Шнур был, но его отрезали. Вот печать, вот эта штука вибрировать должна была. Эта вещь не об Америке, с ней и с ее цивилизацией все понятно. Она о нашем городе, о том, что в нем жили люди, которых интересовали вот такие вещи. Историю массажера мне, правда, не удалось восстановить. Продавец сказал, что тот, у кого он эту вещь купил, помнил ее с детства. Она работала, но владельцу для чего-то понадобился шнур и он его обрезал.

– Вернемся к советской эпохе. От нее у вас в коллекции есть что-нибудь экзотическое?

– Ну вот смотри, игрушка простая – два зайца пилят дерево. Дерево – береза, символ Родины. Ты про «РосПил» что-нибудь слышал? Мне кажется, архетип этого всего вот в таких вещах. Тогда еще, в 60-е, детей учили пилить. И пошло поехало – сначала березу, потом бюджет, потом еще что-нибудь.

Или вот, например, дизайнерская вещь – пылесос «Ветерок-2». Он до сих пор жужжит, но хреново работает.

Предназначался для чистки салона автомобиля и ковров. Смотри, какие у него шильдики, цифры, форма такая дизайнерская. Ясно, что он принадлежал какому-нибудь партийному руководителю. Рабочий о таких вещах и не подозревал.

Еще я игрушки собираю, мне кажется, что они влияют на формирование человека. Ты сам можешь вспомнить свои игрушки или те, которые хотел. Вот у меня лошадка стоит. Я о ней в детстве мечтал. Эти мечты вели меня по жизни. Сначала лошадка, потом я должен был мечтать о мотороллере, и он у меня был, «Вятка», на двоих с другом купили. Потом, видимо, у меня автомобиль должен был появиться. Этапы большого советского пути. Я это все преодолел.

Такое кино

– Лошадку тоже на блошином купили?

– Нет, ее я со съемок фильма «Байгал» привез. Я был художником-постановщиком фильма. Съемки проходили в татарской деревне. Я смотрю, катер лежит верх тормашками, а под ним лошадка. Спрашиваю у хозяина катера: «Откуда?» – «Ну, она давно тут стоит…» – «А если продать?» - «Понимаете, для нас это как память». Я говорю: «Сколько стоит ваша память?» - «Тысячу рублей и забирай». Сейчас еще один фильм назревает с божьей помощью, он про 80-е. И я благодаря своей коллекции могу отстраивать некоторые мизансцены для него.

У нас же в республике нет «Мосфильма» с его хранилищами, а музеи предметы не дают. Я говорю о классических музеях с большими фондами. Надо сказать, они ими не очень здорово пользуются. В силу определенной инертности и потому что пространства не хватает. Музеям хочется какие-то важные с их точки зрения вещи выставить, а вот такого рода предметы им кажутся второстепенным. Я считаю, они не правы.

Особенно предметы советской эпохи интересны твоему поколению и поколениям помладше. Вы же граждане этой страны, вы должны знать не только ее политическую историю, но и материальную культуру.

– Вы считаете, что достоверность предметного мира фильма столь же важна, как и диалоги актеров?

– Я в этом убежден. Если материальная культура наврана, этот фильм малок кому будет интересен. Зритель - визуал, он все изъяны сразу видит. Нельзя врать про время. Если не было в то время вот таких бутылок, то и не должно их быть в кино. Ты выставь вот такую (достает советскую бутылку из под лимонада). И ты должен сделать ее новой, чтобы она покоилась на столе как будто из нее только что пили. На это Герман был мастер.

Он даже, говорят, чуть не побил своего реквизитора, потому что тот принес на съемки шнурки с пластиковыми головками и сказал: «Какая разница?!» А они должны были быть с металлическими головками. Герман же про время снимал. У него в кино никакого вранья не было на этот счет.

– Поделитесь своими творческими планами.

– Сейчас я хочу выставить трилогию «Женское», «Мужское», «Женское» в одном пространстве. «Красное» - это больше двухсот предметов, часть из которых принадлежало девочкам, а часть мальчикам. И все эти вещи красные. Это на наше подсознание с детства давили, кодировали на любовь к красному флагу. Очень много игрушек в советское время изготавливалось из красной пластмассы, даже там где это не логично. Лошадка ведь не может быть красной, разве что у Петрова-Водкина.

– Еще такой вопрос, Ильгизар. Вы только покупаете вещи, или вам их еще и дарят?

– Дарят, конечно. Но тут надо понимать, что хорошие, интересные вещи никто просто так не отдает. Скажем, автомобиль металлический можно только купить, если повезет.

Алексей Егоров