#Яесть: 9 мая, или Война как травма

Меня тоже начинает мучить примерно в это же время. Вы слышите, грохочут сапоги? До свидания, мальчики! Мальчики, постарайтесь вернуться назад! Окуджава понял что-то такое про войну и смог рассказать о ней простыми словами. Все самое страшное он оставляет памяти и воображению.

На два месяца, с апреля по июль, я перестаю любить талантливого Тиля Швайгера. Почему-то вижу на нем форму СС, а глаза его из насмешливо-добрых превращаются в стальные и безжалостные. Чувствовать Великую Отечественную я начала лет в пять. Причиной тому, может, пронзительные  советские фильмы о войне, а, может, родовая память. Или коллективное бессознательное, если хотите. Или общее информационное поле, к которому есть доступ у каждого. Или торсионные поля. Выбирайте любой понравившийся вариант.

В моей семье бабушки и дедушки не воевали. Но на фронт уходили их родные братья и сестры. Некоторые из них не вернулись.

Нам, можно сказать, повезло - мы хотя бы знаем, что с ними произошло. Война не закончена, пока не найден и не похоронен последний солдат. Но не каждого найдут, не вернут домой. А в семье продолжит зиять черная дыра. Туда будет уходить энергия рода. Одно дело, если павшего воина в семье помнят и для него есть место в сердце. Совсем другое, когда те, кто помнили, уже ушли вслед за ним, а жизнь потомков занята другими делами.

Семейная система устроена очень простым способом. Солдат Вермахта Берт Хеллингер, воевавший на Западном фронте, остро чувствовал, как нацистский режим жертвовал человеческой жизнью ради идеалов. Вопросы  инструктора «Что для вас важнее, идеалы или люди? Чем из этого вы бы пожертвовали ради другого?» в определенном смысле изменили его жизнь. Позднее, став всемирно известным философом, богословом и психотерапевтом, он познакомил мир с законами семейной динамики. Они простые и мудрые. Равно как и все остальные простые и мудрые вещи в этом лучшем из миров.

Первый закон – принадлежность. Каждый член семейной системы имеет право принадлежать к ней. Хеллингер особенно подчеркивает важность тех людей, которые по тем или иным причинам забыты своими потомками, вычеркнуты из своей системы: убийц, самоубийц, мертворожденных и абортированных детей.

Второй – иерархия. Младшие подчиняются старшим, но созданная новая семья имеет приоритет перед родительской.

Третий – равновесие.  Нельзя давать больше, чем можешь принять. Дать больше могут только родители детям, чтобы те, если получится, смогли передать полученное дальше. На том стоит род. Если один из партнеров в браке дает другому больше, чем тот может принять, то брак распадается, потому что принимающий чувствует себя неспособным отблагодарить своего партнера и, движимый чувством вины, покидает его.

Любовь является движущей силой жизни. Война прервала ее естественный ход в глобальных масштабах. Матери и жены, получившие похоронки, не имели возможности отгоревать свои потери. Вместо того, чтобы отзвучать и отвыть, крик уходил внутрь, отравляя все внутри. Душа каменела. Нужно было работать вместо мужчин, кормить детей, выживать.

 Долгое время слова своей бабули, Екатерины Семеновны Виноградовой, «я всю войну работала», я воспринимала как само собой разумеющееся. Подумаешь, у меня мама тоже работала каждый день. Только сейчас до меня доходит, что бабушка хотела этим сказать. Они не просто работали. Они сохраняли жизнь так, как могли. На этом пути отсекали все ненужное типа ласки, теплоты, внимания к детям. И у них получилось! Сохранили, прошли, но во многом стали эмоционально неживыми. Проявлением любви была еда, которой не хватало. Поэтому накормить внуков-правнуков значит отдать самое лучшее, из того, что есть. Жаль, что не все понимают это.

9 мая вновь пройдет «Бессмертный полк». Он про возможность помнить и давать место. Даже о тех, кого не знали. Это про уголок в сердце и уважение к тому времени. Это про силу их судеб и выбор. Это про нас. Про детей и жизнь. Помнить, беречь, сохранять, преумножать. Нет ничего ценнее жизни. Никто не забыт, ничто не забыто.

Татьяна Павлова.

Если, не дай Бог, нам опять придется воевать, я больше чем уверена, что мы и дойдем, и передокажем, и что-то там еще.  Вопрос в другом – какой ценой это будет?