Глоток свежего театрального воздуха

Впечатлениями от привезённых на него постановок делится корреспондент «Вверха» Алексей Егоров.

Семейная скука

Фестиваль открыла Мастерская Петра Фоменко, привёзшая в Казань спектакль «Семейное счастье» по одноимённой ранней повести Л.Н. Толстого. Под стать автору первоисточника и режиссёр постановки – сам Пётр Фоменко, признанный классик театрального искусства. Петра Наумовича уже восемь лет как нет с нами, но, тем не менее, дело его живёт и даже собирает полные залы зрителей.

Хвалебные рецензии на спектакль сводятся к тому, что в нём режиссёр дал сценическое обоснование толстовской формулы счастливого брака – жить вместе не по любви, а из-за любви к детям. Если это так, то вопреки перипетиям незатейливого сюжета, счастливым брак сироты Маши (Ксения Кутепова) и Сергея Михайловича, её опекуна (Алексей Колубков) так и не стал. Символическая деталь – в начале постановки и в конце главная героиня появляется на сцене в чёрной вуали. Она словно носит траур по испорченной неравным браком жизни.

Неравный брак – вот главная тема спектакля. Героине Ксении Кутеповой было всего 17 лет, когда она вышла замуж за Сергея Михайловича, а ему 37, что по тем временам уже старость. Машей двигало желание новых ощущений и нового статуса, а Сергеем Михайловичем… Трудно сказать, что им двигало, но по ходу спектакля создаётся ощущение, что если бы не усилия гувернантки Маши Катерины Карловны (Галина Тюнина) Сергей Михайлович так бы и остался холостяком.

Сергей Михайлович – это такой двойник Ивана Кузьмича Подколесина из гоголевской «Женитьбы», которого автор решил довести до венца, чтобы сделать из комедийного сюжета нечто поучительное. Толстой с выбором жанра определился, а вот режиссёр, как мне показалось, нет. Морализаторская в своей основе история разбавлена комическими вставками, которые производят странное впечатление. К примеру, что хотел сказать режиссёр, когда заставил героев трижды за спектакль использовать в качестве нагрудника одно большое столовое покрывало?!

Всё первое действо трёхчасового спектакля герои черепашьим шагом двигались к браку, а во втором – семейная лодка (назвать её любовной язык не повернётся) едва не разбилась о быт. Сергей Михайлович всецело погружён в хозяйственную жизнь имения Никольское, в которое чета переехала после свадьбы, Маша чувствует себя ненужной и оттого скучает. После очередного, особенно эмоционального разговора с женой, Сергей Михайлович решает на зиму всей семьёй перебраться в Петербург…

После Петербурга была поездка за границу, на воды, где Маша с головой окунулась в светскую жизнь. В этой части спектакля я хотел увидеть разочарование героини в свете более жёсткое, чем это есть у Толстого. У него ведь всего-навсего произошла неловкая ситуация, закончившаяся поцелуем от итальянского маркиза Д. По нынешним представлениям – пустяк, а у Толстого этот поступок настолько сильно потряс героиню, что она тотчас раскаялась и вернулась к добропорядочной семейной жизни.

Этим и интересен литературный первоисточник. Читаешь его и диву даёшься, как сильно с тех пор изменились нравы. С театром – не так. У повести – колоссальный сценический потенциал в плане раскрытия темы неравного брака, но его надо уметь подать современным языком или хотя бы не растягивать на 3 часа. (Двух вполне бы хватило.) Иначе получится скука.

«Белиберда» на сцене

12 и 13 октября марафон Качаловского фестиваля продолжил спектакль «Старуха» по Даниилу Хармсу. Название постановки отсылает к одноимённой повести, но режиссёр Сергей Женовач (Студия театрального искусства) её абсурдистский сюжет разбавил ещё более невнятными маленькими текстами писателя, из которых самый узнаваемый – про вываливающихся старух. Это где шесть старух от чрезмерного любопытства одна за другой вывалились из окна, а после автору надоело на всё это смотреть, и он пошёл на Мальцевский рынок…

В этом весь Хармс. Шокировать чем-то странным и даже аморальным и тут же успокоить, дружески хлопнув по плечу: «Да, ладно, не парься. Юмор у меня такой». Люблю Хармса за это, а ещё больше знакомиться с литературоведческими трактовками его текстов. «Старухе» в этом отношении особенно повезло. В рассказе видят пародию на «Преступление и наказание», художественную версию учения о «мономифе», которое много позже сформулирует американский культуролог Джозеф Кэмпбелл, своеобразное изображение Троицы…

«Старуха» в постановке Женовача – это история одного сумасшествия. Главный герой, по роду занятий – писатель, хочет написать рассказ (а может быть, и нечто большее по жанру) о великом чудотворце, который умер, так и не сотворив ни одного чуда. Рассказ не получается, а вместо этого в жизнь героя вторгается жуткая старуха. Режиссёр вслед за Хармсом наделяет этот образ взаимоисключающими характеристиками. Она вроде бы и умерла, и не утратила при этом способности передвигаться по комнате на четвереньках. Герой в какой-то момент выбрасывает тело старухи из окна и тут же вновь обнаруживает его в своей комнате.

Пока смотрел спектакль, вспомнил о другом «сумасшедшем» персонаже мировой литературы – Джеке Торренсе из романа Стивена Кинга «Сияние». Герой «Старухи» так же, как и Торренс считает себя гением, страдает от неспособности доказать это на практике и имеет явные маниакальные наклонности. К примеру, он ненавидит детей настолько, что мечтает напустить на них столбняк. Жалко, что режиссёр не заметил этого сходства и не поставил спектакль в жанре мистического триллера.

Сомнительной кажется задумка режиссёра отдать роль одного героя сразу восьмерым актёрам. Чтобы они повторяли почти каждую его фразу восемь раз. Абсурд абсурдом вышибают – видимо, решил Сергей Васильевич, и, когда по ходу сюжета, герой знакомится с девушкой, её роль также исполняют восемь актрис. Они, вне всякого сомнения, украшают спектакль, но от всех этих повторов местами хочется зевать. Сложилось впечатление, что режиссёр ввёл этот приём с целью растянуть спектакль до заявленных в афише полутора часов.

Сам Сергей Женовач, обращаясь к зрительному залу, назвал свою постановку «белибердой». На этом я заканчиваю свою заметку, считая, что она и так уже достаточно затянулась. Это, кстати, почти полная цитата из концовки рассказа «Старуха».

«Анна» Галибина

С нетерпением ждал «Анну Каренину» в постановке театра «Балтийский дом» (Санкт-Петербург). Во-первых, потому что была обещана «новая интерпретация одного из культовых персонажей мировой литературы». А, во-вторых, заинтриговал тандем исполнителей ролей Карениных – Александр Галибин (он же режиссёр спектакля) и Ирина Савицкова. Муж и жена. Всегда удивлялся смелости актёрских пар, играющих на сцене несчастливую семейную жизнь. Так ведь можно и до развода дойти как Николь Кидман и Том Круз.

В основу постановки лёг не сам роман, а написанная по его мотивам пьеса Елены Греминой. Сюжет пьесы местами отличается от толстовского, и эти отличия нельзя назвать удачными. К примеру, в сцене беседы Каренина с адвокатом пропали условия, при соблюдении которых адвокат обещал наилучшим образом оформить развод (наличие свидетелей измены). В результате непонятно, зачем Каренин вообще встречался с адвокатом, если развода жене он так и не дал.

Или взять сцену с переодеванием Лидии Ивановны (Наталья Парашкина) в Серёжу. Она одна такая смешная в спектакле и потому на общем драматическом фоне смотрится неуместно. Напомню, что после той встречи с матерью мальчик серьёзно заболел, так тяжёло он переживал разлуку с ней. В спектакле это не показано. Там Серёжа не столько общается с мамой, сколько поедает за обе щёки принесённый ею торт, а, завидев отца, и вовсе вприпрыжку убегает за кулисы, как будто встреча с мамой его тяготит.

Из-за послеродовой горячки Каренина стала употреблять морфин. У Толстого эта деталь вводится с целью показать глубину страданий женщины. Мол, она так переживала разлуку с сыном и охлаждение в отношениях с Вронским, что не могла заснуть без этого вещества. Наркотическую тему в этой детали увидели только в наши дни, что, на мой взгляд, очень обедняет смысл толстовского романа. Ведь если Каренина – наркоманка, то и под поезд она бросилась из-за того, что в критический момент своей жизни забыла морфин дома. Слишком примитивно для шедевра мировой литературы.

Стоить отметить и сильные моменты спектакля. К ним относится талантливая работа режиссёра хоровых сцен Наталии Анастасьевой. Её стараниями музыка в спектакле создаётся посредством бытовых предметов, – аптечных пузырьков, кос, каблуков, строительного мусора… Видел я постановки в сопровождении оркестра, но чтобы при этом сами актёры были оркестром, а кроме того пели и танцевали – впервые.

Уместен и харизматичен персонаж Анатолия Дубанова. Он играет кочегара, который объясняет зрителю некоторые моменты сюжета (что весьма кстати для среднестатистического зрителя), а в концовке эффектно увозит Каренину в тележке для мусора. Сразу вспомнилась финальная сцена фильма «Духless». Только там «отработанный человеческий материал» получает шанс на второе рождение, а здесь, увы, sad ending.

В актёрском тандеме Галибина и Савицковой Ирина Викторовна смотрелась гораздо убедительнее. Когда её героиня в горячечном бреду произносила свой монолог в зрительном зале, это действительно трогало за душу. А вот муж Савицковой выглядел блекло. В романе эта, по выражению автора, «злая машина» вызывает отвращение уже от одного только факта, что он не даёт жене видеть сына, чтобы не навредить своей репутации. В спектакле же образ сына, как было сказано выше, получился комическим и невнятным, а значит и фигура Каренина сильно потеряла в демонизме.

Качаловский фестиваль завершился 22 октября спектаклем «Васса» в постановке Александра Славутского. Но это уже, что называется, домашняя история, чтобы прикоснуться к которой совсем необязательно покупать фестивальный билет. Третий Качаловский с его, я уверен, неоднозначными, но желанными, как глоток свежего воздуха, постановками только через два года. Будем ждать.

 Алексей Егоров